Восход - Страница 59

— Да погоди ты, — взмолился Егор, — погодь. Ты только открой чуток.

Не тут-то было. На Федору опять бес напал.

— Нечего годить, — шлепнула она тряпку в ведро и выжала ее. — Э-эх, сама я хотела в ту ночь к мамке вместе с Ваней да с Елькой нагрянуть и турнуть его, как тогда турнула. Чтоб и дорогу в наше село навек забыл. Мимо бы ехал, да не оглядывался. Погодь, — грозно пообещала Федора, — доберусь до него… Уехал, что ль, он?

— Да кто, кто?

— Дур-рак!! — отрезала Федора непонятливому супругу.

Егор вздохнул, посмотрел на меня, я ему подмигнул, подбодрил, и он, к моему ужасу, принялся хвалить меня:

— Эх, Федора, Федора! Не знама людей, как это так говорить? За что ты костеришь человека? Что он тебе плохого сделал? Что в тот раз меня арестовал? А мне так и надо. Не лез бы сам! А он, как распознал я, больно душевный человек, прямо сердечный. Совесть имеет, не то что мы с тобой, бессовестные люди. Ты копаешь яму другому, а сама головой в нее и угодишь.

Вот как Егор сказал. Складно и резонно обо мне получилось. Но в ответ послышался язвительный вопрос:

— Ба-атюшки-матушки, да уж не сдружился ли ты с ним?

— Сдружился обоюдно. В гости к нам зазвал.

— Зови, зови. Что ж, угощу… ухватом. Он, ухват-то, на кухне стоит. Обломаю, не пожалею черенка.

Мы с Иваном Павловичем толкнули друг друга.

А Егор развел руками, как бы говоря: «Видите, что идет?» Но продолжал упорно:

— Они с Ванькой скоро вместе к нам нагрянут. Они тоже сдружились, как братья.

Не знаю, какое выражение было на лице Федоры после такого сообщения Егора о моей дружбе с хромым Ванькой. Только после долгого раздумья Федора вынесла решение:

— Ваньку-то я угощу, а того и на порог не пущу, Ваня хоть сейчас приходи, первяка поднесу.

— А мне как? — радостно спросил Егор и опять глянул на нас.

— И тебе, черту, так и быть, безо время поднесу. Только если вместе с ним придете. О свадьбе надо говорить, о венчании.

— А мы уж и пришли. А мы уж вот и тут. Открой, погляди!

Иван Павлович тихо кашлянул, посмотрел на Ваньку и кивком дал ему понять, что пора. Ванька, бледнея и превозмогая свое волнение, решительно поднялся.

Подойдя к двери, он сильным ударом ноги толкнул ее внутрь.

С криком:

— А, батюшки, кто это так? — Федора отскочила в сторону.

— Я. — И Иван Петрович Жуков предстал перед ней во весь свой маленький рост.

— Ванечка! Да ты меня чуть не пришиб. Вот легок на помине. Я сейчас. Ты присядь, милай… Аннушка, — обратилась Федора к помощнице, — ты подотри там и давай на то место сундук сдвигать. Как это ты вошел, а я не слыхала? Уехал, что ль, безрукий храпоидол?

— Нет! — каким-то не своим голосом прокричал Ванька.

Видимо, у него было не совсем обычное лицо. Федора, вглядевшись, через некоторое время спросила:

— Что с тобой, Ваня? Не заболел ли ты? Да войди, вон сядь на стул. Говоришь, он не уехал? А где же, у сестры Катерины ночует?

— Н-нет!.. Он… тут!! — отрезал Ванька.

— А?!

— Тут! И все люди тут. Вот!

И Ванька открыл дверь до отказа. Открыл и посторонился. Федора вышла к нам с грязной, мокрой тряпкой в руке. Вышла и узрела целый взвод «гостей». Впереди я, за мной предчека в кожаной куртке, потом Егор, потом Федя и, наконец, красноармеец Степа. Только Алексея не было. Где-то задержался.

— Здравствуйте, Федора Митрофановна! — весело поздоровался я с ней.

— А?!

— С наступающим праздничком петрова дня! Мы все вас поздравляем! — обвел я широким жестом поздравителей.

— Че-его?!

— Бог помочь вам, Федора Митрофановна!

— Сгинь, сгинь!

— Вы в расстройстве? Это от усталости. Полы могли бы вымыть девки. Зачем самой утруждаться? Да вы сядьте, сядьте! С гостями надо поговорить. Гости — все мои товарищи. Некоторых вы знаете. Например, вот Егора, мужа. Он-то нас и пригласил к себе в гости. Егор сказал, что и вы, Федора Митрофановна, будете рады нас видеть. Что ж, мы с удовольствием. Коль так, надо идти. А то ведь никогда и не попадешь без случая к вам. Правда?

— А?!

— Да вы что, слабоваты на ухо стали? Тогда мы можем и уйти совсем. Видать, не вовремя заявились. Ах, да вы еще пол не домыли в кухне. Подождем.

Федора наконец-то немного пришла в себя. На ее страшном лице красные пятна сменились сине-бордовыми.

— Ваня, — шипящим голосом обратилась она к Жукову, — кто это? Зачем они пришли?

Через плечо Федоры Жуков посмотрел на Ивана Павловича. Тот ему кратко приказал:

— Говори!

Набравшись духу, Ваня, не помня себя, словно ругаясь, выпалил на самой высокой ноте, почти взвизгнув:

— Как уполномоченный Советской власти, вместе с понятыми я должен произвести у вас обыск!!

Наступило молчание. Как мне показалось, оно длилось очень долго. В это время вошел Алексей.

— Обыск? Обы-ы-ыск? — шепотом, отступая в горницу, со свистом повторила Федора и там упала на большой кованый сундук.

— Показывай, где что! — приказал Жуков, входя в горницу.

— Ваня-а? Ты-ы?!

— Я — Ваня. А это Федя, а вон Алексей пришел.

— У нас? Обыск? Да ты… ты что? Ты, Елькин жених?! Ты… — задыхалась Федора.

— Никакой ныне я не жених. Родниться с вами, с кулаками и контриками, откровенно говоря, не желаю.

— Ваня-а?!

— Что «Ваня»! Хватит ломаться. Понятые, войдите. Слушаться меня. Федор, Алексей, обыщите сундук. Там, я знаю, откровенно говоря, уйма керенок. Встань! — крикнул Жуков на омертвевшую Федору. — Добром приказываю, откровенно говоря, от лица нашей Советской власти.

Но Федора таращила на Ваньку свои выпуклые серые глаза. В ее голове все перепуталось. Вид у нее был таков, что вот-вот хватит удар. С сундука она не встала.