Восход - Страница 57

— Нет, товарищ чека, вы меня лучше к тюрьму или в преисподнюю, а не домой с вами! — взмолился Егор. — Поверьте слову, лучше. Зверь она.

— Что зверь, то зверь, — подтвердила Василиса. — Карахтерна.

— Любопытно, — задумчиво произнес предчека. Потом громко, ободряюще пообещал Егору: — Мы ее свяжем, если начнет бунтовать.

— Ее и чепь не удержит! — воскликнул Егор.

Иван Павлович по-ребячески расхохотался, повторяя:

— Чепь, чепь.

Очень понравилось ему это слово.

— Мы, Полосухин, цепь возьмем от этого пса… как его по фамилии?

— Архимед, — подсказал я.

— Тогда так, — немного успокоился Егор. — А куда бы лучше и самого пса прихватить. Да спустить на нее, чтобы укусил.

Он уже развеселился и начал подшучивать, но осторожно, приглядываясь к нам. Мужик он хоть и дурак дураком, но хитрости не лишен. Только одного в разум не возьмет: почему с ним так обходятся? Ему теперь, в свою очередь, хотелось все свалить на свою ненавистную жену Федору за все ее надругательства…

Ванька сидел в спальне Тарасова и читал какую-то книжку, что было совсем удивительно. При нашем появлении он вскочил с кресла.

— Сиди, сиди, — успокоил я его. — Здравствуй, Иван Петрович.

Он невнятно ответил на приветствие.

— Что ты тут читаешь? — поинтересовался я.

— Да так себе, что попалось. — И он подал мне книгу.

Это был отчет о деятельности губернского земства за какой-то далекий год. Все цифры и цифры.

— Любишь, как вижу, читать? — спросил я.

— Нет, откровенно говоря, не люблю, — сознался он. — Не наше дело торчать в книжках. Это господам подходит да попам, а трудящим мужикам, откровенно говоря…

Вот как он, Иван Жуков, повернул разговор. При свете солнца я вгляделся в его лицо. От бессонной ли ночи или от испуга лицо его было глинисто-серое, глаза грустные, поблекшие. Под глазами набухли мешки, как у старого человека.

Петушиного задора и в помине нет.

— Вы меня выпустите или арестуете? — внезапно спросил он. — Я ни в чем не виноват. Это Егор меня, откровенно говоря, оклеветал. Какие-то винтовки приклеил, спекуляцию. Отпустите, я на фронт проберусь или в Баку к брату. Все равно, куда ехать. А Ельку, откровенно говоря, — обратился он ко мне, — бери. Уступаю.

— Спасибо, Иван Петрович, за уступку, — еле сдерживаясь от смеха, ответил я. — Лена пусть останется сама по себе или за тебя выходит.

— Моей свадьбе не быть! — сказал Ванька и поник головой.

— Да что ты так отчаялся? Не все еще пропало. Если при обыске у тебя ничего не обнаружится и если ты поможешь нам в обыске у Егора, — кивнул я на дверь, — прямой тебе путь домой. Правильно я говорю, Иван Павлович?

— Конечно, так, — подтвердил предчека.

— Теперь с тобой поговорит Иван Павлович, а я посмотрю, что тут за книги.

И я подошел к одному из книжных шкафов, предоставив вести разговор с Ванькой Ивану Павловичу. Тот начал не скоро, а с выдержкой, как и полагается. Он все еще без всякой надобности листал книжку, затем, словно она ему прискучила, отложил в сторону, подошел к двери, прикрыл ее поплотнее, а уж потом взял стул и уселся напротив Ваньки.

— Тебе, тезка, сколько лет?

— Двадцать один, — ответил Жуков.

— На год моложе меня. Самая жизнь начинается. Семья большая?

Оказалось, семья не так велика. Женатый брат на фронте, сноха ушла, две сестры и мать. Отец недавно умер.

Обо всем расспросил Иван Павлович. Он как бы уже начал следствие. Повторил мои слова о том, что, если ничего не найдут особенного, он, Ванька, свободен. Ванька, глянув на меня, нетвердым голосом поклялся, что у него ничего нет.

— Вот и хорошо. Теперь слушай. Внимательно слушай. Даже если что и найдем, ну там из барахла разного, продуктов, денег, конечно, кроме оружия, мы все это частью тебе оставим, а частью комитет раздаст беднякам, нуждающимся солдаткам. А тебя освободим. Ты же понимаешь, что уже арестован? Ну вот и хорошо. С умными людьми приятно иметь дело. Но потребуем от тебя условия…

— Какого? — тихо спросил Ванька.

— С Егором и Федорой вы давно свои люди. Возможно, родней будете. Но ты, конечно, хорошо знаешь, где у них что лежит и от чего у них брюхо болит.

— Это я скажу.

— И сам примешь участие в обыске.

— А мне что, приму. Хоть сейчас.

— Об этом и толкую. Мы доверяем тебе. И не просто примешь участие, а будешь заглавным.

— А это как? — насторожился Ванька.

— Это очень простая вещь. Когда придем, ты объявишь: «Я уполномоченный от Советской власти произвести у вас обыск». Словом, скажешь, как сумеешь. Человек ты развитой.

Сидя на помещичьей мягкой кровати и листая сборник рассказов Гусева-Оренбургского, одного из моих любимых писателей, я вслушивался в наставления Ивана Павловича. Вслушивался и мысленно шептал: «Силен ты, Иван Павлович, ой, силен». А Ванька, подумав, спросил:

— Что ж, я один?

— Зачем один? Один ты ничего не сделаешь. В понятых, ну, в помощниках у тебя, будут Алексей и Федя. Они от комитета бедноты.

— А вы сами? — допытывался Жуков.

— Мы, как власть от уезда, наблюдать будем. Но власть есть и на местах. Слышал лозунг «Власть на местах»? Вот ты и будешь этой властью на месте, в своем селе.

— Я какая власть! Федя, тот председатель.

— Федя — постоянная власть, а тебе дается временно, только на этот случай. Потом снимешь с себя уполномочие и свободен как ветер.

— Что же я должен делать? — спросил Ванька.

Снова Ивану Павловичу пришлось терпеливо повторить испеченному наспех уполномоченному, что ему делать.