Восход - Страница 123

123

Вдруг в конце села послышался грохот телеги. Кто-то сильно гнал лошадь. Пыль от колес клубилась так, будто телега горит. Грохот в утренней тишине был так громок, что на него отозвались недобрым, тревожным лаем собаки. Вот они уже бегут по бокам телеги, едва дыша и задыхаясь от пыли, пытаясь схватить за ногу человека, который холудиной нахлестывает лошадь.

— А ведь это Ефрем, — сказал Яков, — сват мой!

И Яков побежал наперерез к дороге, крича что-то и подавая знаки, чтобы Ефрем остановился. Тот придержал, остановил лошадь, спрыгнул с телеги. Собаки, кашляя, с высунутыми языками, сразу отстали. Ефрем снял картуз, вытер лоб и поздоровался с Яковом. Затем часто, испуганно начал что-то говорить по-мордовски, указывая рукой по направлению к Инбару.

— Пойдем к ним, — предложил Михалкин.

Лошадь была в мыле, настороженно водила ушами, крутила хвостом и, видимо, ждала ударов. Она посмотрела на нас слезящимися глазами.

— В чем дело, Ефрем? — по-русски спросил Михалкин и что-то сердито добавил по-мордовски.

Ефрем не успел ответить: издали совсем четко донеслись короткие звуки, будто кто крутил трещотку. Мы переглянулись. От волости уже бежали два человека. Еще не добежав до нас, они вперебой то по-мордовски, то по-русски торопливо заговорили:

— Товарищ Михалкин, товарищ Наземов! В Инбаре стрельба идет!

— К телефону требуют вас.

Тут и Ефрем, отдышавшись, объявил:

— Бунт начался. Кто в кого палит — не разобрать. Вот я и прискакал. Как бы какого греха не вышло. Может, чехи, может, банды.

Торопливым шагом — а подмывало бегом пуститься — мы направились в волисполком. Там уже были Никишин и человек пятнадцать людей — комбедчики, партийцы, комсомольцы.

Народ все прибывал. Уже толпились в сенях, на крыльце и возле окон.

Весть о восстании с небывалой быстротой облетела громадное село. Иных известили, другие услышали выстрелы.

— Товарищ Никишин, организуй отряд. Начальники групп здесь? Хорошо. Сейчас же пусть вооружаются кто чем, вплоть до вил и дубинок. Цепы тоже в ход пойдут. Винтовки чоновцам розданы? Теперь вот что. Пока я говорю по телефону, отправляй отряд на подводах, а кого можешь — верховыми. Наряди с десяток подвод, и на хороших лошадях.

Опять зазвонил телефон. Никишин снял трубку и передал мне. Сам же скомандовал:

— Товарищи, на улицу! В Инбаре восстание левых эсеров во главе с Жильцевым. Хотят свергнуть Советскую власть в уезде. Проучим их хорошенько. За мной!

В трубке послышался голос Ивана Павловича, человека вообще спокойного. На этот раз он говорил отрывисто:

— Петр, началось уже. Примерно час назад. Сколько их? Около двухсот. Мы не ожидали такой численности. Нет, ничего еще не захватили… Наступают от водяной мельницы… Против них от Никольской брошен отряд ЧОНа в пятьдесят человек. У них пулемет, у нас тоже. Брындин с отрядом пошел в обход со стороны леса, Филипп идет в лоб от площади, Коля Боков с комсомольцами — от Низовки.

Некоторое молчание, затем снова его голос:

— Давайте сюда мордвинов! Сколько их? Полсотни? Хорошо… Ничего, пусть кто с чем… Ага, вон они зажгли водяную мельницу или сарай… Говорят, стог сена. Иллюминационную подпустили для храбрости… Вот из пулемета застрочили. Ну, давай быстрее!

Разговор окончился. Боркин повесил трубку, дал отбой.

«Вот оно, началось! — подумал я. — Двести человек. Откуда они собрали? Чем вооружены? Ничего не знаем. Возможно, не все люди из нашего уезда, а из соседнего тоже, Бирсановского. Уезд почти сплошь эсеровский, народ там зажиточный».

Тем временем Никишин выстраивал отряды мордвинов и русских возле волисполкома, разбивал на группы. Люди все подходили и подходили. Выстрелы в городе усилились. И когда на востоке явственно разгорелась бордовая заря, подъехали подводы.

На первую, запряженную парой лошадей, уселись шесть человек, а с ними Михалкин. Затем погрузились на вторую подводу, на третью и на длинные дроги. Одна за другой подводы быстро двинулись в путь. Михалкину был передан приказ остановиться у здания, где раньше было воинское присутствие. Поскакали и верховые.

Теперь я сам позвонил в ЧК, но Боркина уже не было. Дежурил член тройки Любочкин. Ему я сообщил, чтобы встретили отряд и доложили Боркину.

Подъехали новые подводы, и их проводили. Оставив в волости дежурных, мы с Никишиным сели на телегу.

Сытые, откормленные за время уборки лошади тронули крупной рысью. Люди выходили из домов и смотрели нам вслед. Что они думали? Наверное, по-разному. Возможно, иные втайне радовались восстанию в городе. Разные тут люди.

Вскоре заря совсем разгорелась. Когда мы миновали глубокий овраг и поднялись на гору, над близким уже Инбаром полыхало грозное зарево и катился набатный звон. Кто бил в колокол — сторож или восставшие, — понять было нельзя. Набат всегда волнует и всегда страшен.

Звонили в Никольской церкви, а когда мы подскакали к городу и остановились у старого здания воинского присутствия, в набат ударили на колокольне собора. Это был ревущий, сплошной гул. В соборный колокол били только во время самых сильных пожаров.

Нас встретил Иван Павлович. Никишин выстроил отряд. Боркин разъяснил, кому куда идти. Михалкину — вести людей в обход, в тыл восставшим, вдоль реки, и встретиться с Брындиным. Никишину — пройдя улицами, дворами и огородами, соединиться на улице Низовке, по левой стороне реки Инбара, с отрядом Бокова. Остальным — направиться на Никольскую улицу и присоединиться к укомовским чоновцам во главе с Филиппом.

Мне, к моей досаде, поручено было с пятью комсомольцами охранять почту и телеграф. Винтовки на почте были.

123