Восход - Страница 119

119

Привезли еще три телеги снопов. К задавальщику подходят Михалкин с Яковом. Сквозь рев барабана, окрики погоняльщика не слышно было, что сказал Михалкин задавальщику. Михалкин снял с себя пиджак, остался в гимнастерке и стал на место задавальщика. Тот передал ему очки, которые Михалкин протер о гимнастерку и надел.

Незагруженный барабан загудел сильнее, затем, блестя зубьями, завизжал во всю силу.

— Давай! — крикнул Михалкин.

Не только мне, но и всем было интересно, справится Михалкин не со своим делом или только решил похвалиться. Но вот Михалкин пододвигает к себе разрезанный сноп, подхватывает его левой рукой, встряхивает и равномерно пропускает в зубастую пасть.

С глухим ревом выбрасывается на ту сторону солома, ложась на длинную решетку. Еще сноп, за ним и еще. Михалкин уже покрикивает. Видимо, раньше был задавальщиком. Как он ловок, Михалкин, как гибок! Тонкая, сухопарая фигура его слилась с барабаном, вросла в работу. Снопы то и дело идут к нему с разрезанными поясками, и он берет их не глядя.

Молодец, Михалкин! Не ударил лицом в грязь. Иные думали: «Ну, стал батрак Михалкин комиссаром — и поди забыл крестьянскую работу». Вот тебе и забыл!

Он пропустил все три воза снопов. Лишь когда привезли еще три, он уступил место первому задавальщику, который уже успел покурить возле кадки с водой.

— Получилось? — спросил меня Михалкин, отирая пот и пыль с лица.

Глаза его сияли. Работа как бы отблагодарила его. А главное, он увидел, как с восторгом и удивлением смотрят на него люди. Ведь знают, что у него правая рука перебита в локте.

— Здόрово получилось, — подтвердил я.

Отвеянную рожь по отдельности от каждых трех телег взвешивали, ссыпали в глубокую телегу. Секретарь комбеда записывал, и в общий амбар повезли уже второй воз ржи. У веялки сменялись женщины, чередуясь с другими. Мякину грудили за током на луговине, солому отвозили на луговину, в особый омет.

После обеда люди, передохнув, — а некоторые успели искупаться, — снова принялись за молотьбу.

За обедом у Никишина мы подсчитали, что замолот проведен почти у ста домохозяев.

— Большая разница в группах по замолоту? — спросил Никитин секретаря комбеда.

Тот вынул тетрадь. Разницы почти никакой. Рожь приблизительно одинакова. Травянистая не в счет. Ее решили не обмолачивать.

— Стоит ли проводить время с остальной рожью? спросил Никишин. — В среднем сколько дает крестец?

— В среднем дает тридцать фунтов. Значит, телега из пяти крестцов даст без малого четыре пуда. Немного меньше, немного больше — дело в фунтах.

— Нет, замолот надо довести до конца, — сказал я.

— Вот что, — вступился Михалкин, — тут такая арифметика, впору позвать учителя.

— Это верно, — согласился секретарь. — Ведь мы, товарищ Никишин, после замолота будем объявлять результаты?

— Не только результаты, но и сколько оставить ржи каждому домохозяину по норме и сколько причитается излишку для сдачи государству.

— Не миновать учителя попросить.

Учитель, словно почуял, что он тут нужен. Вошел и, поздоровавшись, сел за стол.

— Андрей Александрович, мы только что говорили о вас. Помогите нам разобраться с замолотом.

И Никишин начал объяснять механику дела.

— Из общего урожая надо оставить на каждого едока по пуду в месяц, учесть, сколько этих едоков в семье да сколько оставить на семена, на фураж скоту и сколько останется излишку.

— Что ж, это не так трудно высчитать, — сказал учитель. — Дадите замолотный список, количество членов семьи, скота, озимого сева. Для остальных обществ мне придется попросить учительниц.

— Мы сегодня соберем всех, у кого был замолот, и пригласим учительниц, — сказал Никишин.

— Товарищ Никишин, а что, если вызвать сюда к вечеру председателей комбедов из Тележкина, Митрофанова и Ширяева? — сказал Михалкин. — Ваш опыт будет для них инструкцией.

— Правильно, — подтвердил Никишин. — Могут прибыть и председатели волисполкомов. Это теперь самое важное дело. Я им позвоню.

До захода солнца была пропущена для замолота рожь половины общества. Завтра будут замолачивать у остального населения.

Почти стемнело. На току шла уборка.

Мужики не расходились по домам. Им было интересно, сколько же покажет замолот и как будет производиться подсчет. Ждали, что скажет Никишин. Наконец Никишин объявил:

— Хотя по вашему обществу замолот окончится только завтра, сегодня, кто желает узнать результат, пусть придет в школу. Можно идти хоть сейчас. К нам приедут из Тележкина, Митрофанова и Ширяева брать с нас пример.

Это польстило мужикам и бабам. Как же, Барсаевка покажет пример. Значит, они молодцы, опередили. И комиссия из уезда приехала к ним первым. И вот идет молотьба на конных молотилках, а не цепами.

Иные уже говорили, что хорошо бы на этих машинах артельно произвести всю молотьбу.

Переговариваясь, шел народ в школу.

Проходим мимо церкви. Огромная колокольня, видимая на большое расстояние со всех сторон. Внизу протекает река, окаймленная ивами и ветлами. Не в пример избам, церковь окружена кустами сирени, липой, березками, а по углам соснами. Вот ведь кто-то позаботился все же обсадить церковь деревьями, а мужики редко кто воткнет ветловый кол перед домом.

Народ остановился возле школы на луговине. Многие улеглись, тут же и зачадили.

Мы с Михалкиным прошли к директору в комнату. Там три учительницы. Одна пожилая, седая, с глубокими морщинами на лице. Видимо, много она потрудилась в школе. Вторая из учительниц ее дочь, третья — дочь попа.

119